Вернем Дзержинского на Лубянку

Осиротела Лубянка без Дзержинского. Неуютно как-то, и - лживо. Лубянка - кровавая рана на груди России, это ее отблески разливает сияние красных звезд Кремля.

Залили уже всю планету - Красный Октябрь, Красная площадь, Красная Москва - теперь не отмоешься.

Но чем станет Лубянка для мальчика, родившегося в 90-х годах прошлого века? Площадью перед Детским миром?

Будь я тогда на площади, я бы был среди тех, кто Его сбрасывал, то было опьянение боем. Но нельзя вечно ходить пьяными.

Мы ведь пришли не для того, чтобы заткнуть им рот, но дать слово тем, кому заткнули они. Если не так, то чем мы лучше?

Он должен вернуться - Лубянка останется Лубянкой только пока ОН там. Это и есть Суд Истории. Площадь как будто для того и создана, со всех сторон обтекается людским потоком, открыта всем глазам. И пусть влюбленные назначают свидание у «Феликса».

Нашлось вот место и Соловецкому камню. Но вот туда ли поставили мы Соловецкий камень? Я сомневаюсь в этом все больше.

Соловецкий камень

Свежий пример.

Недавно мы были свидетелями обращения родственников о пересмотре обвинительного приговора Берии. Обратите внимание - о пересмотре, не об оправдании. Высокий суд оснований для пересмотра не нашел.

А ведь такой отказ есть уже своеобразная форма оправдания. В глазах, во всяком случае, многих вопрос-то остался открытым.

Ну, какой к черту Берия английский шпион? И дилетанту видно, что здесь что-то не так. Какой к черту предатель? Это же с точностью до наоборот - он преданнейший пес социализма! Когда в приговоре такое, то неизбежны сомнения. Но не должно быть сомнений в приговоре.

Уже после суда в одной из телепередач прошел примечательный сюжет. Татьяне Окуневской, нашей выдающейся кинозвезде 30-х – 40-х годов, столько претерпевшей от сталинского режима, был задан вопрос, вроде того, какие умеют задавать ведущие: кем из этих симпатичных крокодильчиков вы желали бы быть съедены?

Ее спросили, не могла бы она, лично знавшая сталинское окружение, непременная участница всех приемов, охарактеризовать коголибо как человека, достойного к управлению нашей страной?

Окуневская ответила, что если бы такое невероятное случилось, и мы бы имели возможность выбирать, то предпочесть бы стоило все-таки... Берию.

Не спешите, читатель, записывать меня в адвокаты Берии, знай вы историю моей семьи, вам бы такое в голову не пришло. Мне же пришло вот что - вспомнился эпизод из романа Ильи Эренбурга «Люди, годы, жизнь».

Бабель, автор «Конармии» и «Одесских рассказов», учился в школе вместе с будущей женой Ежова, и на этом основании был вхож к ним в дом. В разгаре была кампания по борьбе с врагами народа, шли аресты, и друзья писатели просили Бабеля: ты прекрати пока туда ходить, держись от греха подальше. Но тот не слушал и продолжал, говорил, что хочет разобраться, что же все-таки происходит? И вот однажды Бабель сказал: Ежов старается, но дело не в нем.

Впоследствии, как мы знаем, расстреляли и Ежова, и Бабеля. По тем же практически обвинениям расстреляют и преемника Ежова – Берию.

А до Ежова по тем же обвинениям расстреляли Ягоду. Того самого, кто практически решал проблему с беспризорниками. Организовывал школы-колонии, - да-да, те самые, что сегодня буквально поражают наше воображение результатами в перевоспитании малолетних преступников. Помните, ШКИД, школу-колонию Макаренко?

Не хочу обелять ни первого, ни второго, ни третьего, хочу суда над всеми виновными. Не скрою, суда объективного и праведного. Но не кажется ли вам, читатель, что мы осудили исполнителей, но не заказчиков?

КГБ был исполнительный орган, а кто же заказчики? КГБ выполнял задания партии и конкретно ее вождей. Но мы не желаем упорно видеть, что это и твои задания, Господин Народ!

Ты этих вождей вознес, Ты их боготворил. Нет, это не были времена, когда «народ безмолвствует». Народ кричал. Кричал на митингах, демонстрациях. На заводских собраниях овациями и криками одобрения встречал смертные приговоры.

Народ требовал крови.

Какими же ты, вообще, Господин Народ, представляешь силовые органы? Чтобы не выполняли твои и твоего правительства задания? Чтобы не старались?

У нас что получается: народбогатырь страдал и искал тот самый меч-кладенец, которым он врага повергнет. Выковал меч и с врагом расправился, только потом за голову схватился - что же это я натворил, детей своих лучших погубил. Стал горькую думу ду-мать и до чего же додумался?

- Ни голова, ни руки богатыря здесь ни при чем - меч виноват.

Памятник Дзержинскому – это памятник нам всем.

Это наша с тобою судьба, это наша с тобой биография.

Леонид Федулаев.

Отзывы и комментарии